ЮЛЬКА

В свои неполные семнадцать Юлька была отчаянна до безрассудства. Порой она «выкидывала» такое, от чего перехватывало дух даже у бывалых людей. Однажды, возвращаясь из магазина, она случайно стала свидетелем драки между двумя малознакомыми ей парнями. И когда, озверевши от бешенства, один из них бросился на другого с невесть откуда взявшимся ножом, она неожиданно даже для себя встала между дерущимися, приведя тем самым в состояние шока толпу праздных зевак, наблюдавшую за дракой с почтительного расстояния. К счастью, внезапное «явление» с авоськой в руках сдвинуло с мертвой точки разум пьяных «гладиаторов», и все закончилось благополучно. Позже, вспоминая тот инцидент с запоздалым ужасом, Юлька, в который уже раз, заверяла себя в том, что больше подобной глупости не совершит никогда. Но проходило время, возникали другие «экстремальные» ситуации, и все повторялось вновь. Рассудительные взрослые такого ее поведения, конечно, не одобряли, сверстники принимали такой, какая есть, а, в общем, она всегда находилась в окружении подруг и друзей. И даже ворчливые старушки, сидящие у подъездов ее родного дома, заслышав почтительное «здравствуйте»,меняли гнев на милость и смотрели ей вслед добрыми глазами.

 Стоявший на дворе август близился к концу, и до начала нового учебного года оставалось чуть больше недели. Погода в тот день с утра была ясной, но к вечеру солнышко спряталось за плотными облаками, изменив к худшему и настроение девушки. Отдыхающие от домашних дел горожане прогуливались по вечерним улицам, а Юлька с друзьями отправились на дискотеку, как они это делали каждую субботу. Молодежный пятачок на берегу пруда манил к себе мелодией «Маленького цветка», и девушке отчего-то вдруг стало ужасно грустно. Окружающий мир неожиданно начал тяготить, и очень захотелось побыть одной. На танцверанде друзья, окончательно потерявшие надежду ее развеселить, отправились, наконец, танцевать. Оставшись одна, Юлька отошла в сторону, и, устроившись на скамейке удобней, смотрела на водную гладь пруда. Как это бывало в подобных случаях, видела перед собой бабушкин деревенский дом, ржаное поле за околицей и множество ярко-синих «огоньков», зовущихся васильками, которые любила она с самого детства какой-то особой, почти неземной любовью. Будучи совсем ребенком, она рассказывала им о детских радостях и обидах, а, повзрослев, поверяла свои душевные тайны. С ними она никогда не чувствовала себя одинокой, и не было у девчонки такой боли, которая не уменьшилась бы вдвое от ласкового прикосновения бархатистых лепестков. Эту свою любовь Юлька ни от кого не скрывала, и знавшие о маленькой причуде друзья одиночеству ее в таких случаях никогда не мешали.

К реальности в тот день Юльку вернул прозвучавший за спиной голос: «Потанцуем?» Недовольно обернувшись, она увидела парня, с которым не была знакома лично, знала о нем лишь понаслышке, но почему-то давно и бесповоротно не переносила. На какое-то мгновенье Юльке вдруг показалось, что наглые глаза парня, издеваясь, заглядывают ей прямо в душу, будто предупреждая заранее, что ничего кроме согласия от нее, разумеется, не ждут. Стерпеть такое нахальство было выше Юлькиных сил. Стараясь не показать ярости, она беспардонно оглядела его с головы до ног, и, вложив в ответ максимум напускного холода, бросила однозначное: «Я не танцую», - и равнодушно отвернулась. Видеть, как вмиг погрустнели глаза молодого человека, Юлька, конечно же, не могла, но на душе у нее отчего-то стало еще тоскливей. Алексея, а именно так звали того парня, Юлька знала уже довольно давно. Он не входил в круг ее близких знакомых, потому что был на четыре года старше, и уже учился в институте, тогда как самой Юльке и ее друзьям еще только предстояло закончить одиннадцатый. И все же частенько, танцуя с другими, она ощущала на себе его внимательный взгляд, лишающий ее почему-то душевного равновесия. Зная о том, с каким почтительным уважением относятся к нему его и ее сверстники, Юлька, назло врагам, решила не соглашаться на знакомство с ним ни под каким предлогом, тем более что попыток к этому он до сих пор не предпринимал. И вдруг это приглашение. Будучи уверенной в том, что пригласил он ее скуки ради, Юлька не на шутку рассердилась, и вечер был окончательно испорчен. Теперь она мечтала лишь о том, чтобы поскорей добраться до дома, и, завалившись с книгой в постель, окунуться в мир непрочитанного романа.

В 23.00 музыка, наконец, стихла, и Юлька с друзьями отправились восвояси. Приблизившись к своему дому, девушка попросила не провожать ее дальше, и, чуточку сбавив шаг, медленно направилась к подъезду. Оглянувшись, она увидела, как ребята свернули за угол, и, оставшись, наконец, одна, стала перебирать в памяти события минувшего вечера. Задумавшись, она не сразу сообразила, что произошло, а когда все-таки поняла, ярость вскипела в ней с удвоенной силой. За рулем остановившегося рядом с ней мотоцикла по-прежнему, как ей казалось, нахально улыбаясь, сидел все тот же Алексей. В свете ночных фонарей в глазах его проглядывали пляшущие бесенята, и как бы в продолжение недавнего разговора он вызывающе спросил: «Тогда, может, покатаемся?» Вызов был настолько явным, что не ответь она на него немедля, перестала бы себя уважать. Кататься на мотоцикле ей вовсе не хотелось, но отказаться, и показать свою слабость, она, разумеется, не могла. Борьба внутри девушки не осталась незамеченной, и скрыть это от нее Алексей не счел нужным. Глянув в его смеющиеся глаза, Юлька еще раз убедилась в том, что ей «бросили перчатку», и, не раздумывая больше ни секунды, пожав безразлично плечами, уселась позади Алексея. Рванувшая с места машина резко качнула девушку назад, и, чтобы не упасть, она обхватила парня руками. Периодически останавливаясь на красный свет светофора, «Ява» промчала своих пассажиров по городу и, свернув на Сибирский тракт, «летела» в направлении аэропорта. Сидевшую позади Алексея Юльку терзали сомнения: правильно ли она поступила, но так как менять что-либо было уже поздно, она положилась на судьбу. Пустынная темная дорога, с обеих сторон окаймленная лесом, казалась слегка задремавшей, и нарушали ее недолгий покой лишь редкие ночные автомобили, доставляющие пассажиров в аэропорт и обратно.

На приличной скорости мотоцикл пролетел по тракту уже несколько километров, когда, повернувшись вполоборота, Алексей прокричал Юльке, что домой они возвратятся другим путем, и свернул на грунтовую, ведущую в лес дорогу. В лесу «Ява» плавно затормозила, и Алексей объяснил это необходимостью дать машине отдых. Юлька, конечно, знала, что где-то примерно здесь проложен кратчайший путь до микрорайона, в котором они живут, но самоуверенный тон этого «наглеца» выводил ее из себя, и она буквально кипела от злости. Как уже говорилось, в правильности принятого ею решения, относительно мотоциклетного «вояжа» по городу, она сомневалась с самого начала, теперь же, убедившись в содеянной глупости окончательно, решила ее исправить. Легко спрыгнув на землю, Юлька решительно зашагала в обратном направлении, благо отъехать от тракта далеко они еще не успели. На вопрос ничего не понимающего Алексея: «Куда?», она презрительно промолчала, и, отшагивая метр за метром по незнакомому лесу, услышала позади себя прерывистые сигналы мотоцикла, которые, оставаясь на месте, подавал ей обеспокоенный Алексей. Его беспокойство придало беглянке сил. Ухмыльнувшись злорадно в темноту, мол, так тебе и надо, Юлька вышла на дорогу. Не задумываясь о возможных последствиях, она остановила ехавшую в город машину, и, дождавшись согласия водителя, захлопнула за собой дверцу. На заднем сиденье такси, обложившись коробками и коробочками, сидел пассажир-мужчина, и Юльке досталось место рядом с шофером. В салоне было тепло и уютно, пахло фруктами, летом и морем, о котором с упоением рассказывал водителю ее невольный попутчик. Внимания на Юльку мужчины не обращали, и она была им за это бесконечно благодарна. Как будто догадавшись, что у девчонки нет денег, водитель остановил машину у трамвайной остановки, и уже без нее такси покатило дальше.

После «вселенской» темноты безлюдного тракта и безмолвия ночного леса все еще многолюдный город показался Юльке вдвое родней и красивей. Звон усталых трамваев и неоновый свет театральных реклам вдохнули в ее опустевшее сердце немного жизни, и, войдя в полупустой вагон пятнадцатого маршрута, Юлька, не выбирая, уселась на первое попавшееся сиденье. Попытки проанализировать ситуацию ни к чему не привели, ибо над всеми ее чувствами преобладали досада и стыд. Юльке было ужасно досадно оттого, что так глупо позволила себя провести. Ведь завтра, а может уже и сегодня, каждая дворняжка узнает о ее поражении, о том, как бесстрашная Юлька, а именно таковой слыла она среди местной молодежи, панически струсив, сбежала от ничем не грозившего ей парня. Сделав пару попыток убедить себя в том, что вовсе не испугалась, она тут же отказалась от этой идеи, так как внутренний голос безжалостно уличал ее во лжи. А потому, представив себе на минутку неизбежную встречу с тем самым парнем, буквально сгорала от стыда. А когда поняла, что ее решение уехать на попутке было еще более нелепым, к стыду за одну содеянную глупость прибавился стыд за другую. Выйдя из трамвая, она шла по улице как больная, и всю дорогу молилась только о том, чтобы не видеться с этим человеком, как можно дольше. Но молитвы ее услышаны не были. Приблизившись к своему дому, Юлька (о, ужас!) увидела Алексея. Шагнув ей навстречу из темноты, он больно сдавил плечи девушки крепкими руками и, глядя прямо в глаза, отчетливо произнес: «Хорошая ты девчонка, но дура…». Постояв так несколько мгновений, как будто боясь отпустить ее от себя, он резко разжал пальцы и молча шагнул в темноту. Слова, прозвучавшие как пощечины, отозвались в душе Юльки невыносимой болью. Снова и снова повторяя их мысленно, она видела перед собой подрагивающие от негодования губы и карие, полные невыразимой муки, глаза. Муки, которую опять же по своей глупости Юлька приняла за злость. У нее хватило мужества признаться себе, что молодой человек прав, но легче ей от этого не стало ни на секунду. Открыв дверь своим ключом, она тихонько прошмыгнула в комнату и, бросившись на заботливо приготовленную мамой постель, дала волю слезам.

Утро облегчения не принесло. Кое-как объяснив родителям, что задержалась у переехавшей на другой конец города подруги, которую она, якобы, ездила навестить, Юлька вдруг заявила, что хочет основательно подготовится к школе, и все оставшиеся до занятий дни будет повторять пройденный материал. А чтобы ей не мешали, никого, кроме лучшей подруги Светланы, в квартиру попросила не впускать. Родители, видя, что с дочкой что-то неладно, несколько встревожились, но, не добившись ничего вразумительного (она только отшучивалась), просьбу ее все-таки исполнили. Всю следующую неделю, в присутствии родителей, Юлька просидела за письменным столом, обложившись книгами, отчего они мало-помалу успокоились. И только мятущаяся Юлькина душа успокоения не знала. Просиживая часами за столом, и, делая вид, что занимается, она мысленно прокручивала последние слова Алексея, в которых, как ей казалось, звучало только презрение, и, мечтая о встрече с ним, очень ее боялась. Терзаясь от душевных мук, Юлька внутренне изменилась, и, к ужасу своему, поняла, что чувства, которые она принимала за ненависть к Алексею, носили совсем другой характер. От этого встречи с ним она страшилась еще сильней.

Света навещала подругу ежедневно, но никогда не засиживалась долго и, рассказав дворовые новости, по обыкновению убегала. А однажды, недоумевая, сообщила о том, что о Юльке почему-то расспрашивал Алексей, но о чем шла речь конкретно, Света в подробностях не знала. О своем субботнем приключении Юля не рассказала даже лучшей подруге, а потому, сделав вид, что ее это не интересует, перевела разговор на другое.

Утро первого сентября выдалось пасмурным. Шел мелкий моросящий дождь, усиливая и без того скверное настроение Юльки. Занятия начинались ровно в восемь, и в половине восьмого, когда тянуть уже было некуда, Юлька поднялась с постели. К школе все было готово, и связанное на заказ платье с воротником стойкой висело в шкафу в ожидании своего часа. Неторопливо умывшись, и выпив чашку чая (есть вовсе не хотелось), Юлька переоделась в новое платье и, накинув плащ, не спеша, вышла из квартиры.

Спустившись по лестнице вниз, она машинально накинула на голову капюшон и, равнодушная ко всему на свете, шагнула из подъезда, как в пропасть. Она не знала, что говорил Алексей ребятам, да и, по большому счету, ей это было уже все равно, но видеть никого все-таки не хотелось. Не то, чтобы Юлька разлюбила своих друзей, нет и еще раз нет, но сегодня она была уже не та, и ей было не до шумных компаний. Ее новое чувство к Алексею, на которое (и она была в этом твердо убеждена) она никогда не получит ответа по своей же вине, тревожило, волновало и заставляло страдать. Но с этим она потихоньку свыклась, и виду не подавала. Встречи с молодым человеком она больше не страшилась, тем более что накануне, забежав, как обычно, на минутку, всевидящая Светка, как бы невзначай, сообщила Юле о том, что Алексей куда-то уехал.

От дома до школы было «рукой подать», но Юлька, тем не менее, опоздала. Порадовавшись безмолвию школьного двора, она шагнула за ворота и… остолбенела от неожиданности. Под большим кустом сирени, росшим во дворе школы с незапамятных времен, слегка опершись на мотоцикл, стоял Алексей. На сей раз, его глаза не казались наглыми, и больше не смеялись. Они смотрели на Юльку виновато и отражали боль. Но девушку больше всего поразило не это. Крепкие руки шагнувшего навстречу Алексея протягивали… огромный букет васильков. Цветы, лежавшие в его ладонях большой охапкой, вот-вот могли упасть и, думая в тот момент только об этом, Юлька непроизвольно их подхватила и, так же непроизвольно, прижалась к ним щекой. Не отрывая рук от букета (они теперь держали его вместе), Алексей, волнуясь, что-то говорил. От прикосновения к любимым цветам и близости дорогого человека в душе Юльки что-то шевельнулось, оттаяло, и крупные облегчающие душу слезы покатились по ее щекам. Она не сразу разобрала слова Алексея, а, разобрав, заплакала еще сильней. Вместе со слезами из глубины Юлькиной души уходила скопившаяся боль. А Алексей, легонько дотрагиваясь до ее рук, без устали, как заклинание, повторял: «Юлька, Юленька, Юля, ты прости меня, пожалуйста, прости!..». И вдруг тихонько добавил: «Ведь я тебя очень люблю!..». Улыбнувшись сквозь слезы, Юлька посмотрела в глаза Алексея, отражавшие, как в зеркале, все его чувства. И мир снова стал прекрасным. Лариса Овсянникова